Но расследование все равно было очень трудным. Возможно, лучшим делом Ричера. Ему пришлось применить логику, дедукцию, интуицию, проделать кучу бумажной работы, исходить не одну милю, чтобы исключить других подозреваемых. В конце концов остался один Джеймс Барр, человек, который все-таки увидел «розовое облако» и на удивление спокойно отнесся к своему аресту.
Он во всем признался.
Признание было добровольным, быстрым и полным. Ричер пальцем к нему не прикоснулся. Барр совершенно спокойно рассказал о случившемся и о своих чувствах. А потом спросил о ходе следствия, словно его завораживал сам процесс. Очевидно, не ожидал, что его поймают. Даже за миллион лет. Он был одновременно восхищен и опечален, даже выказал сожаление, когда его отпустили по политическим соображениям. Словно огорчился, что все усилия Ричера пошли прахом.
Через четырнадцать лет Барр в содеянном не признался.
Два этих преступления отличало еще что-то. Вот только Ричер не мог уловить, что именно. Но все как-то было связано с жарой в Эль-Кувейте.
Григор Лински позвонил по своему сотовому телефону Зэку, человеку, на которого работал. Тот был не просто зэк, а — в знак уважения — Зэк с большой буквы. Ему было восемьдесят лет, но он по-прежнему легко ломал руки тем, кто, по его представлениям, вел себя непочтительно. Зэк напоминал старого быка и все еще обладал авторитетом в криминальном мире. И дожил до восьмидесяти именно благодаря этому. Иначе бы умер в двадцать. Или позже, в тридцать, примерно тогда он временно лишился рассудка и забыл свое настоящее имя.
— Адвокатша вернулась в свой офис, — доложил Лински. — Ричер свернул с Первой улицы на восток. Я отстал и решил за ним не ехать. Но он не пошел на автобусный вокзал. Значит, можно предположить, что останется в городе. Я думаю, он снял номер в «Метрополь-паласе». В той стороне больше ничего нет.
Зэк ничего не ответил.
— Нам надо что-то предпринять? — спросил Лински.
— На сколько он остался?
— Непонятно. Но очевидно, что он здесь с благородными целями.
В трубке слышались лишь шум помех и дыхание пожилого человека.
— Возможно, следует его отвлечь, — сказал наконец Зэк. — Или отбить охоту совать нос куда не следует. Мне сказали, что он был солдатом. Значит, скорее всего, поведет себя вполне предсказуемо. Если он в «Метрополе», то не будет сидеть там весь вечер. Для солдата там нет ничего интересного. Он куда-нибудь пойдет. Возможно, один. Так что может произойти несчастный случай. Сообрази, придумай хороший сценарий. Не бери своих людей. И пусть все выглядит натурально.
— Если бить, то как?
— Нас устроят сломанные ребра, не меньше двух. Травма головы. Или пусть окажется в коме, в палате рядом со своим дружком Джеймсом Барром.
— А как насчет адвокатши?
— Не трогайте ее. Пока. Эту конфету мы съедим позже. Если возникнет необходимость.
Хелен Родин провела этот час в офисе, за своим столом. Ей трижды звонили. Один раз — Франклин, который сообщил, что не станет на нее работать.
— Мне очень жаль, но вы проиграете, — сказал он. — Дело безнадежное, а я должен заботиться о своем бизнесе, и мне нужны деньги.
— Никто не любит безнадежные дела, — дипломатично заметила Хелен.
Она знала, что в будущем ей еще придется прибегать к помощи частного детектива. Так что не было никакого смысла с ним ссориться.
— Бесплатные безнадежные дела, — уточнил Франклин.
— Если мне удастся найти деньги, вы ко мне вернетесь?
— Конечно, — ответил он. — Только позвоните.
Телефонный разговор окончился, все формальности и приличия были соблюдены, отношения сохранены. Второй звонок раздался через десять минут. Звонил отец, и она почувствовала в его голосе беспокойство.
— Знаешь, тебе не следовало браться за это дело, — начал он.
— Мне было не из чего выбирать, — оправдывалась Хелен.
— Поражение может обернуться победой, если ты догадываешься, что я имею в виду.
— А победа — победой.
— Нет, победа станет поражением. И ты должна это понять.
— А ты когда-нибудь брался за провальное дело?
Отец помолчал, а затем пустился в разведку.
— Джек Ричер тебя нашел? — спросил он, что означало: стоит ли ему волноваться?
— Он меня нашел, — сказала Хелен, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и легко.
— Он представляет интерес? — задал новый вопрос прокурор, пытаясь понять последствия появления Ричера.
— Должна сказать, что он дал мне серьезную пищу для размышлений.
— Может быть, сейчас обсудим?
Эти слова имели подтекст: «Пожалуйста, расскажи мне о нем».
— Скоро обсудим. Когда придет время…
Отец и дочь еще немного поговорили и условились вместе пообедать. Он предпринял новую попытку вроде «пожалуйста, скажи мне». Она ничего не ответила. Затем оба повесили трубки, и Хелен улыбнулась. Она не соврала. На самом деле даже не блефовала. Но почувствовала себя участницей процесса. Юриспруденция была игрой, и, как в любой игре, в ней имелась психологическая составляющая.
Третьей позвонила Розмари Барр, из больницы.
— Джеймс приходит в себя, — сообщила она — Он закашлялся и выплюнул дыхательную трубку. Выходит из комы.
— Он говорит?
— Доктора сказали, что, возможно, заговорит завтра.
— Он будет что-нибудь помнить?
— Доктора сказали, что такой вариант возможен.
Через час Ричер вышел из «Метрополя». Придерживаясь восточной стороны Первой улицы, он направился на север, в сторону магазинчиков, которые видел около здания суда. Ему была нужна новая одежда. Что-нибудь местного производства. Не комбинезон, но, вне всякого сомнения, нечто более приличное, чем его наряд из Майами. Потому что он решил вскоре перебраться в Сиэтл. За кофе. А разве можно разгуливать по Сиэтлу в ярко-желтой рубашке?