Затем пришла очередь ботинок с ребристой подошвой, и Беллантонио объяснил Ричеру, что резина является великолепным переносчиком крошечных частиц. Показал, что микроскопические кусочки резины, найденные в гараже, совпадают со свежими царапинами на ботинках. Показал цементную пыль, попавшую в дом Барра и найденную в гараже, подвале, на кухне, в гостиной и в спальне. Продемонстрировал образец из парковочного гаража и лабораторный отчет, подтверждавший, что пыль идентична.
Ричер изучил записи звонков в службу 911 и радиопереговоры полицейских машин. Просмотрел протокол, составленный на месте преступления. Первый осмотр, затем тщательное изучение командой Беллантонио, озарение, посетившее Эмерсона касательно парковочного счетчика. Он прочитал отчет об аресте, который был напечатан и прикреплен вместе с остальными бумагами. Обычные тактические приемы спецназа, спящий подозреваемый, идентификация личности по водительским правам, найденным в бумажнике, лежавшем в кармане брюк. Осмотр парамедиков. Поимка собаки офицерами из К-9. Одежда в шкафу. Ботинки. Оружие в подвале. Затем Ричер прочитал протоколы допроса свидетелей. Морской пехотинец слышал шесть выстрелов. Оператор мобильной связи предоставил запись. Имелась ее распечатка. Ровные линии звука с шестью резкими всплесками. Если смотреть слева направо, получался рисунок, соответствовавший тому, что рассказала Хелен Родин: «Один-два-три, пауза, четыре-пять-шесть». Вертикальная ось обозначала громкость. На записи выстрелы были тихими, но вполне отчетливыми. Горизонтальная ось указывала время. Шесть выстрелов меньше чем за четыре секунды. Четыре секунды изменили жизнь в городе. По крайней мере на мгновения.
Ричер посмотрел на винтовку, запечатанную в длинный пластиковый пакет, и прочитал текст, висящий над ней. «Спрингфилд М-1 А», магазин на десять патронов, четыре осталось. Повсюду отпечатки пальцев Барра. Царапины на дуле соответствуют кусочкам краски, найденным на месте преступления. Целенькая пуля, извлеченная из пруда. Отчет баллистиков подтверждает, что она из этой винтовки. Еще один отчет, указывающий на то, что патрон выпал из элсектора. Полный набор улик. Дело закрыто.
— Впечатляет, — сказал Ричер.
— Неплохо, да? — проговорил Беллантонио.
— В жизни не видел улик надежнее, — ответил Ричер.
— Лучше сотни свидетелей.
Ричер улыбнулся: криминалисты обожают так говорить.
— Среди этих улик есть такие, которые вам не совсем нравятся? — спросил он.
— Я их все просто обожаю, — сказал Беллантонио.
Ричер увидел свое отражение в окне «доджа». В темном стекле его новая рубашка казалась серой.
— А почему он оставил на месте преступления дорожный конус? — заинтересовался он. — Уезжая, Барр мог без проблем забросить его на заднее сиденье машины.
Беллантонио ничего не ответил.
— И почему он заплатил за парковку? — спросил Ричер.
— Я эксперт, а не психолог, — сказал Беллантонио.
В этот момент вернулся Эмерсон и встал на пороге, дожидаясь, когда Ричер признает свое поражение. Тот так и сделал, и они пожали друг другу руки, а потом Джек поздравил обоих экспертов с прекрасно проведенным расследованием.
На обратном пути Ричер прошагал один квартал на север и четыре на восток, прошел под автострадой и направился в сторону башни из черного стекла. Было уже начало шестого, и солнце грело ему спину. На площади он увидел, что фонтан продолжает работать и вода в пруду поднялась на дюйм выше. Он вошел в офис Эн-би-си и поднялся на лифте. В этот раз Энн Янни ему не встретилась — видимо, готовилась к шестичасовым новостям.
Хелен Родин трудилась за своим видавшим виды столом.
— Посмотрите на меня, — сказал Ричер. Она подняла глаза.
— Выбирайте определение для характеристики дела Барра: железное, надежное, неоспоримое, беспроигрышное.
Она молчала.
— Вы видите сомнение в моих глазах? — спросил он.
— Нет, не вижу, — ответила она.
— Тогда займитесь поисками психиатра для Джеймса Барра. Если вы действительно этого хотите.
— Он имеет право на то, чтобы его интересы кто-то представлял, Ричер.
— Барр не сдержал свое слово.
— Мы не можем его линчевать.
Ричер помолчал, затем кивнул.
— Психиатру следует подумать о парковочном счетчике. Понимаете, кто станет оплачивать десятиминутную стоянку, даже если не собираешься стрелять в людей? Это кажется мне ненормальным. А если таковы и остальные действия Барра? Может быть, он уже тогда был не в себе. Ну, знаете, не понимал, что делает.
Хелен Родин что-то записала у себя в блокноте.
— Я обязательно скажу об этом врачу.
— Хотите вместе пообедать?
— Мы с вами на противоположных сторонах баррикады.
— Мы же ели вместе ланч.
— Только потому, что мне от вас нужно было кое-что узнать.
— Мы все равно можем вести себя как цивилизованные люди.
Она покачала головой.
— Я обедаю с отцом.
— Прокурор тоже на противоположной стороне баррикады.
— Но он мой отец.
Ричер ничего на это не сказал.
— Копы нормально себя вели? — спросила она.
— Достаточно вежливо, — кивнув, ответил Ричер.
— Вряд ли они были очень рады вас видеть. Они не понимают, зачем вы здесь.
— Им не о чем беспокоиться. Для них это дело — верняк.
— Ага, пока кукушка не прокукует.
— Она кукует с пяти часов пятницы. И очень громко.
— Предлагаю после обеда выпить, — сказала она. — Если мне удастся вовремя сбежать. К северу отсюда есть спортивный бар. В понедельник вечером, думаю, другого открытого заведения вы не найдете. Я загляну туда проверить, там ли вы. Но ничего не обещаю.