— Что это такое? — раздался голос за его спиной. Ричер повернулся и увидел мать Джеба Оливера. Она стояла, положив руку на дверь, словно не хотела переступать порог.
— Грузовик, — ответил Ричер.
— Я и сама вижу.
— Он принадлежит Джебу?
— Я его никогда не видела.
— А на чем ваш сын ездил до того, как обзавелся большой красной штукой?
— Не на этом.
Ричер подошел поближе к грузовику и заглянул внутрь через окошко водителя. Ручное переключение передач. Грязь и пыль. Большой пробег. Однако мусора не было. Грузовик являлся чьим-то верным слугой, его использовали, но относились к нему с уважением.
— Я никогда не видела его раньше, — повторила женщина.
Шины были заметно спущены. Складывалось впечатление, что грузовик стоит здесь давно. От него не пахло машинным маслом или бензином. Холодный, неподвижный, покрытый пылью. Ричер опустился на колени и заглянул снизу. Ничего особенного. Рама, покрытая старой грязью и со следами от ударов мелких камешков.
— Как долго грузовик стоит здесь? — спросил Ричер, не поднимаясь с колен.
— Я не знаю.
— Когда Джеб поставил замок на дверь?
— Месяца два назад.
Ричер вновь поднялся на ноги.
— А что вы рассчитывали найти? — спросила женщина. Ричер повернулся к ней лицом и посмотрел в ее глаза.
Зрачки были расширены.
— То, чем вы заменили сегодня завтрак, — ответил он. Она улыбнулась.
— Вы думали, что Джеб здесь химичит?
— Разве нет?
— Это добро привозит его приемный отец.
— Вы замужем?
— Уже нет. Однако он продолжает привозить.
— Джеб был под кайфом в понедельник вечером, — сообщил Ричер.
Женщина снова улыбнулась.
— Мать может поделиться со своим ребенком. Для чего еще нужны матери?
Ричер отвернулся от нее и еще раз внимательно оглядел грузовик.
— Зачем прятать в сарае старый грузовик, оставив новенькую машину под открытым небом?
— Понятия не имею, — ответила женщина. — Джеб все делает по-своему.
Ричер вышел из сарая и закрыл обе створки. Затем поднял замок и засунул болты на место. Замок слегка сполз под своим весом, но все же держался. Ричер зашагал прочь.
— Джеб вернется? — крикнула женщина ему вслед. Ричер не ответил.
«Мустанг» стоял фарами на север, и Ричер направился на север. Он включил музыку громче и проехал десять миль по прямой как стрела дороге в сторону горизонта, который и не думал приближаться.
Раскин копал собственную могилу ковшом бульдозера. Этот бульдозер использовали для выравнивания земли вокруг дома Зэка. Двадцатидюймовый ковш с четырьмя стальными зубцами медленно вгрызался в мягкую землю, рычал, останавливался, пуская клубы дизельного дыма в небо Индианы.
Родившийся во времена советской власти, Раскин успел многое повидать. Афганистан, Чечня, невероятные перемены в Москве. Он мог погибнуть множество раз, но, наделенный природным русским фатализмом, оставался совершенно равнодушным к своей судьбе.
— Ukas, — сказал Зэк по-русски, что означало: «Приказ, отданный абсолютной властью».
— Nichevo, — ответил Раскин тоже по-русски, что означало: «Не бери в голову».
И он рыл землю ковшом. Раскин выбрал место, скрытое от каменоломни домом. Он выкопал аккуратную траншею шириной в двадцать дюймов, длиной и глубиной в шесть футов. Землю складывал справа, к востоку, как барьер между собой и домом. Когда Раскин закончил, то отогнал бульдозер в сторону и выключил двигатель. Потом вылез наружу и стал ждать. Спасения не было. Бежать не имело смысла. Если он побежит, его все равно найдут, и тогда могила ему не понадобится. Они воспользуются мешками для мусора, пятью или шестью. Завяжут мешки с частями его тела проволокон. А еще в мешки положат несколько кирпичей и бросят в реку.
Раскин уже не раз видел, как это делалось.
Зэк вышел из дома. Невысокий коренастый человек, древний и сгорбленный, шагал достаточно быстро, излучая энергию и силу. Он шел по неровной земле, глядя под ноги и вперед. Пятьдесят ярдов, сто. Приблизился вплотную к Раскину и остановился. Засунул изуродованную руку в карман и вытащил маленький револьвер. Зэк держал оружие, сжимая его большим пальцем и обрубком указательного. Потом протянул револьвер Раскину, и тот его взял.
— Ukas, — сказал Зэк.
— Nichevo, — ответил Раскин.
Короткое, дружелюбное, примиряющее слово, звучащее как de rien на французском, de nada на испанском и prego — на итальянском. «Пожалуйста. Я в вашем распоряжении».
— Спасибо тебе, — сказал Зэк.
Раскин отступил к узкому концу траншеи. Прокрутил барабан револьвера и увидел там лишь один патрон. Вставил его на место и повернул. Затем взвел курок и сунул дуло в рот. Раскин повернулся так, чтобы оказаться лицом к Зэку и спиной к траншее. Сделал шаг назад к самому ее краю. Он стоял спокойно и прямо, как прыгун на олимпийских соревнованиях перед особенно сложным прыжком.
Он закрыл глаза.
И нажал на курок.
На милю вокруг вороны поднялись в воздух. В ярком солнечном свете кровь, мозг и кость разлетелись во все стороны по идеальной параболе. Тело Раскина упало назад на дно траншеи. Вороны опустились на землю, и далекий шум из каменоломни вновь стал привычным фоном. Затем Зэк забрался в кабину бульдозера и включил двигатель. Рычаги и кнопки были большими, как бильярдные шары, что позволяло ему управлять машиной ладонями.
Ричер остановился в пятнадцати милях к северу от города и припарковал «мустанг» на засыпанной гравием обочине, где сходились два огромных круглых поля. Со всех сторон расстилались поля — с севера, юга, востока и запада, одно за другим. И у каждого имелась своя ирригационная система. И в каждом случае кронштейн поворачивался медленно и неуклонно.